Экономическое чудо Узбекистана: что скрывается за фасадом?
К 34-ой годовщине независимости Узбекистан подошел с эффектными показателями.
По данным Международного валютного фонда (МВФ), в 2024 году реальный ВВП страны вырос на 6,5%, а в первом квартале 2025 - на 6,8%. Государственные отчеты сообщают о снижении бедности, росте инвестиций и резервов свыше 50 млрд долл. В официальных речах это подается как "новая эпоха реформ" и пример для Центральной Азии. Однако за фасадом красивой статистики скрываются старые механизмы: централизованное распределение, зависимость от импорта, энергодефицит и минимальная роль частного сектора. Экономика растет вширь, но не вглубь
В последние годы в региональном информационном пространстве заметно усилилось внимание к Узбекистану. Акценты на "динамичных реформах", "новом стиле управления" и "новой экономической модели" формируют устойчивый нарратив - образ страны, находящейся в авангарде модернизации. Это целенаправленная коммуникационная политика, выстроенная вокруг демонстрации успехов и управляемого оптимизма.
Однако информационный эффект не равен институциональной устойчивости. За медийным фасадом сохраняются старые управленческие практики: концентрация власти, административное перераспределение ресурсов и высокая роль государства в экономике. Проблемы энергодефицита, торгового дисбаланса и ограниченного участия частного сектора в официальной риторике практически не упоминаются. Внешний образ реформированной экономики замещает дискуссию о ее внутренних ограничениях.
Масштаб и структура: цифры без трансформации
Узбекистан сегодня - вторая по численности страна региона: 37,4 млн человек по состоянию на август 2025 года. Казахстан, с населением 20,4 млн, имеет почти втрое больший ВВП - около 283 млрд долл. против 98 млрд долл. у Узбекистана.
Разрыв не объясняется демографией. Он отражает различие в структуре экономики. Казахстан опирается на диверсифицированную промышленную базу, развитую финансовую систему и энергосектор, способный обеспечивать внутренний спрос. В Узбекистане же основной драйвер роста - государственные инвестиции и кредитование через квазигосударственные институты.
По данным МВФ, около 60% прироста ВВП Узбекистана приходится на строительство, госинфраструктуру и энергетические проекты, финансируемые за счет бюджета. Обрабатывающая промышленность и экспорт несырьевых товаров растут в разы медленнее. Государство - главный инвестор, подрядчик и регулятор, что превращает экономический рост в управляемый процесс без институциональной глубины.
Когда рост поддерживается не экспортом, а переводами
Внешняя торговля Узбекистана формирует устойчивый дефицит. В 2024 году экспорт составил 31,8 млрд долл., импорт - 55,5 млрд долл., дефицит - 23,7 млрд долл.
Основным компенсатором выступают переводы трудовых мигрантов. По данным Центрального банка Республики Узбекистан, в 2024 году они достигли 10,2 млрд долл., а за январь-август 2025 года - 6,4 млрд, что хотя и на 13,4% меньше, чем годом ранее в силу геополитических моментов, однако является подтверждением - внутренняя устойчивость во многом держится на внешних доходах.
Казахстан, напротив, сохраняет положительное сальдо. По данным Бюро Национальной статистики РК, в 2024 году экспорт составил 81,6 млрд долл., импорт - 59,8 млрд долл. Сальдо в 21,8 млрд долл. позволяет наращивать резервы и снижать долговую нагрузку. В отличие от Ташкента, Астана не строит устойчивость на внешних трансфертах, а формирует ее внутри страны.
Энергетика: зависимость против самодостаточности
Ключевая уязвимость узбекской экономики - энергетика. По данным International Energy Agency (IEA), 88% всей электроэнергии в стране производится из природного газа. Такая концентрация источников создает жесткую зависимость от топливных поставок. Когда падает давление в газотранспортной сети или снижается уровень воды на гидроисточниках, энергетика страны фактически работает в режиме дефицита.
Азиатский банк развития (АБР) фиксирует, что Узбекистан стал чистым импортером электроэнергии - поставки из Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана увеличиваются ежегодно. Только за первые четыре месяца 2024 года объем импорта вырос почти на 40%. И речь идет не о сезонных трудностях, а о системной зависимости: инфраструктура устарела, инвестиции идут в расширение, а не в модернизацию.
Казахстанская энергетика демонстрирует противоположную модель. В 2024 году потребление электроэнергии составило 120,4 млрд кВт·ч, производство - 117,9 млрд. Образовавшийся дефицит около 2,4 млрд кВт·ч покрывается за счет ограниченного импорта из России и Кыргызстана. Масштаб минимален и не влияет на энергетическую устойчивость.
Согласно LowCarbonPower, структура генерации Казахстана в 2024-2025 годах выглядела так: уголь - 54%, газ - 29%, гидроэнергия - 10%, ветер - 4%, солнце - 2%. Совокупная доля низкоуглеродных источников (гидро + ветер + солнце) уже около 15%. В отчете МВФ по Казахстану указано, что к 2030 году цель - увеличить долю возобновляемой генерации (без учета гидро) до 15%.
В отличие от Узбекистана, Казахстан контролирует собственный баланс. Энергосистема не зависит от импорта системно, а временные дефициты управляются за счет внутренних резервов и модернизации инфраструктуры.
Инвестиции и частный капитал
В Узбекистане инвестиции в основной капитал в 2024 году выросли на 31%, но большая часть пришлась на госресурсы: бюджетные средства, кредиты госбанков, проекты с гарантией правительства. Частный капитал остается ограничен бюрократией и высокими ставками.
В Казахстане рост инвестиций за тот же период составил 19%, но структура принципиально иная: доминируют частные и иностранные вложения, в том числе в обрабатывающую промышленность и транспорт. Это создает долгосрочный мультипликативный эффект - капитал формирует новые отрасли, а не обслуживает государственные стройки.
Малый и средний бизнес: разные модели и разные результаты
В официальных документах Узбекистана сектор малого и среднего предпринимательства (МСП) объявлен "основой реформ". На практике же его роль остается ограниченной. По данным Государственного комитета по статистике, на 1 апреля 2025 года в стране зарегистрировано около 373 тысяч малых предприятий и микрофирм. Если учитывать всех индивидуальных предпринимателей, общее число субъектов малого бизнеса превышает 1,2 млн, однако этот показатель не отражает фактической активности. Большая часть фирм либо не ведет деятельность, либо существует в полуформальном статусе.
Основные барьеры - высокие кредитные ставки, рост тарифов на энергоресурсы и непредсказуемость регулирования. В условиях, когда стоимость заимствований для бизнеса остается двузначной, а административные требования постоянно меняются, предприниматели не инвестируют в развитие, а ищут способы минимизировать риски. Государственные компании по-прежнему занимают льготные позиции в закупках и финансировании, а программы поддержки МСП работают избирательно.
В Казахстане картина иная, доля МСП в ВВП в 2024 году составила около 33%, а занятость в этом секторе - более 3,6 млн человек. Правительство последовательно создает условия для конкуренции: реформируются процедуры госзакупок, снижается административная нагрузка, расширяются меры льготного кредитования. Механизмы, запущенные через DAMU и Аграрную кредитную корпорацию, позволяют малым предприятиям получать доступ к финансированию под гарантии государства, не вытесняя частную инициативу.
Главное различие между моделями - в целях. В Узбекистане малый бизнес включен в экономику как инструмент занятости и социальной стабилизации, в Казахстане - как источник роста и инноваций. Там он обслуживает систему, здесь - развивает ее.
Доходы, инфляция и социальная структура
Средняя номинальная заработная плата в Узбекистане в 2024 году составила 5,36 млн сумов, в первом полугодии 2025 года - около 5,98 млн. При этом тарифы на газ и электроэнергию выросли на 70% и 50% соответственно.
По данным МВФ, инфляция к апрелю 2025 года удерживалась на уровне около 10%. Реальные доходы населения растут медленно, не успевая за расходами.
Всемирный банк фиксирует снижение уровня бедности в стране с 17% в 2021 году до 11% в 2023 году, но подчеркивает: почти весь прогресс обеспечен сельскими регионами, где действует система субсидий. В городах усиливается расслоение, индекс Джини достиг 34,5 - максимума за десятилетие.
В Казахстане средняя заработная плата в первом полугодии 2025 года составила 440 тыс. тенге, номинальный рост - 14%. Инфляция в июле 2025 года составила 11,8% в годовом выражении, но рост реальных доходов обеспечивается за счет повышения производительности, развития услуг и цифровых отраслей.
Фасад и фундамент
Экономика Узбекистана действительно растет, но характер этого роста - административный и зависимый. Энергетика уязвима, частный сектор ограничен, внешняя устойчивость держится на трансфертах.
Казахстанский путь менее эффектен, но более прочен. Мы выстраиваем рост на институтах, энергетическом балансе и производственной диверсификации. Мы не используем экономику как элемент имиджевой политики и не подменяем развитие декларациями. Устойчивость Казахстана не нуждается в демонстративной риторике - она подтверждается самой способностью системы адаптироваться к вызовам без внешних подпорок. Это и есть принципиальная разница: один сосед строит образ, другой - институциональный фундамент. Разница между фасадом и фундаментом - это разница между показателем на бумаге и устойчивостью в реальности.
Автор: Лилия Маньшина